Тобиас Уэллс - Моя прекрасная убийца [Сборник]
Он ведь не нарушил никаких законов! Почему они все так уставились на него? Почему Эдна так вцепилась в подлокотники кресла?
— Сколько лет этой мадам Кауфман? Ну, я не знаю. Лет двадцать семь, наверное… Или тридцать. Она, что называется, женщина без возраста. И у нее этот маленький мальчишка… Джонни. Она — австрийка, и ей приходится тяжко с тех пор, как ее бросил муж… Нет, в доме я не видел больше никого. Никаких других мужчин там не было… Не знаю, я же вам уже говорил!.. Не знаю! Я только рисовал там, и все. Она скажет вам то же самое. Она скажет вам правду. Я уверен, что она меня не подведет… Нет-нет, я имею в виду вовсе не это. Когда я говорю «не подведет», то имею в виду лишь то, что она благодарна мне за деньги, которые я ей давал… Какие деньги? Плата за комнату. Пять фунтов. Больше между нами ничего не было. Совершенно ничего. Такого и быть не могло. Это совершенно исключено… Да-да, разумеется, я не позаботился о ней. Я был не очень внимателен в этом отношении. Ничего не замечал. А она тоже ни словом не обмолвилась. Ни единым словом.
Он снова повернулся к Эдне.
— Но ты ведь мне веришь? Веришь?
Эдна сказала:
— Ты никогда мне не говорил о своем пристрастии к живописи. Сколько лет мы женаты, я от тебя не слышала ни единого слова ни о живописи, ни о художниках.
Он не смог выдержать ее ледяного взгляда.
— Не могли бы мы сейчас же поехать на Болтинг-стрит? — спросил он инспектора. — Бедняга, видимо, в очень тяжелом состоянии. Она хотела вызвать врача. Ей нужен человек, который позаботится о ней. Может, мы все поедем — и моя жена тоже — к мадам Кауфман, чтобы она все объяснила?
Слава богу, они приняли его предложение и решили ехать на Болтинг-стрит. Вызвали служебную машину. Туда сели Фентон, Эдна и два полицейских. Олхазены поехали на своей машине следом. Фентон слышал краем уха, как они сказали инспектору, что не хотят оставлять его жену — она перенесла сильное потрясение. Настоящие друзья, что и говорить. Но если бы он мог спокойно рассказать всю историю и все объяснить, никакого потрясения не было бы. Естественно, в атмосфере полицейского участка он волей-неволей чувствовал себя обвиняемым. Чуть ли не преступником.
Машина остановилась перед таким знакомым домом. Все вышли. Он пошел впереди — через ворота, к черному ходу, и открыл дверь. Едва они вошли, как почувствовали сильный запах газа.
— Время от времени тут попахивает газом, — сказал он. — Уже давно вызвали мастера, но он все никак не едет.
Никто не сказал ни единого слова. Он поспешил на кухню. Здесь пахло газом еще сильнее.
Инспектор обернулся к своим подчиненным:
— Миссис Фентон лучше остаться в машине, со своими друзьями.
— Нет, — взмолился Фентон. — Нет, я хочу, чтобы моя жена услышала правду.
Но Эдна уже шла к выходу в сопровождении одного из полицейских. Олхазены поджидали ее с серьезными лицами. Полицейские и Фентон вошли в спальню мадам Кауфман. Открыли окно, чтобы впустить свежий воздух, но запах газа был просто непереносим. Они наклонились над кроватью. На ней лежали мадам Кауфман и Джонни. Как будто крепко спали. Конверт с двадцатью фунтами валялся на полу.
— Нельзя ли их разбудить? — спросил Фентон. — Скажите им, что пришел мистер Симс. Мистер Симс.
Один из полицейских крепко взял его за локоть и вывел из комнаты.
Когда Фентон узнал, что мадам Кауфман и маленький Джонни мертвы, он покачал головой и сказал:
— Это ужасно… ужасно… Если б мне кто-то сказал хоть что-нибудь. Если б я знал…
Но первый шок — визит полиции и содержимое свертка — был так велик, что смерть мадам Кауфман и Джонни уже не столь сильно потрясла его.
— Может, оно и лучше, — пробормотал он. — Она была совсем одна в этом мире. Она и ее мальчик…
Он не знал, чего они еще ждут. Наверное, дожидаются санитарной машины, которая должна забрать мадам Кауфман и Джонни.
— А нам уже можно ехать домой? Моей жене и мне?
Инспектор обменялся взглядами с детективом и сказал:
— Сожалею, мистер Фентон. Мы хотели бы, чтобы вы вернулись с нами в участок.
— Но ведь я сказал вам всю правду, — возразил Фентон. — Мне больше нечего добавить. Я никак не причастен к этой трагедии. Не имею никакого отношения.
Потом он вспомнил о своих картинах и сказал:
— Вы еще не видели моих работ. Картины в соседней комнате. Скажите, пусть позовут мою жену и моих друзей, инспектор. Они должны видеть мои работы, не говоря уже о том, что я хотел бы забрать свое имущество.
— Мы позаботимся о них, — сказал инспектор.
Голос его звучал вежливо, но твердо. Не особенно приветливо, подумал Фентон. Голос закона.
— Все это хорошо, — сказал он, — но картины принадлежат мне, и они очень ценные. Вы не вправе касаться моей собственности.
Он перевел взгляд с инспектора на детектива в штатском, и серьезные их лица сказали, что их не особенно интересуют его работы. Они думают, это какая-то отговорка. Просто для отвода глаз. И в. мыслях у них только одно — снова увезти его в участок, чтобы допрашивать.
— Я готов сопровождать вас, инспектор, — сказал он, пытаясь говорить спокойно, — но только при условии, что смогу показать свои картины жене и друзьям.
Инспектор кивнул своему подчиненному, и тот вышел из кухни. Они направились в его импровизированную мастерскую. Фентон сам открыл дверь.
— Разумеется, я работал в непростых условиях, — пояснил он. — Освещение далеко не идеальное, как видите. Никаких удобств. Не знаю, почему я так держался за это помещение. Но факт, что я собирался переезжать отсюда после отпуска. И сказал об этом бедной женщине. Может быть, это известие было для нее тяжелым ударом.
Он включил свет. Они огляделись, увидели сложенный мольберт, собранные картины. Ему пришло в голову, что эти приготовления к отъезду, наверное, вызовут у полицейских недоверие к нему. Как будто он знал, что произойдет в спальне.
— Разумеется, это все временно, — извинялся он за маленькую комнатку, так мало похожую на мастерскую художника. — Но мне здесь нравилось. В доме никого. Никого, кто приставал бы с вопросами. Только мадам Кауфман и мальчик.
Он оглянулся, увидел, что пришла Эдна, а также Ол-хазены и остальные полицейские, и все они смотрят на него одинаково — как-то хмуро. Почему Эдна так смотрит? Почему так серьезны Олхазены? Ведь на них должно было произвести впечатление количество картин, составленных у стены? Они же должны понимать, что это— результат его трудов. Картины ждут только отправки на выставку!
Он быстро пересек комнату, схватил первую картину и поднял ее так, чтобы видели все присутствующие. Это был портрет мадам Кауфман, который ему нравился больше всего: тот самый, про который она, бедняжка, говорила, что на нем рот у нее похож на рыбий.
— Я знаю, картина написана не в традиционной манере, — сказал он. — Это не какой-то архаический хлам. Но произведение сильное. И оригинальное.
Он поднял следующую картину. Снова мадам Кауфман, на этот раз с Джонни на руках.
— Мать и дитя, — пояснил он, слегка улыбаясь. — Заря человечества. Первая женщина. Первый ребенок.
Он склонил голову, пытаясь посмотреть на картину под тем же углом, что и все остальные. Потом взглянул на Эдну, весь в ожидании, но ничего не увидел на ее лице. Она была по-прежнему чужая. Вокруг рта у нее вдруг прорезались складки. Она повернулась к Олхазенам и сказала:
— Это же не настоящие картины. Какая-то мазня.
Она посмотрела на инспектора, и глаза ее наполнились слезами.
— Я же говорила, что он не умеет рисовать. Он еще ни разу в жизни не рисовал. Ему нужен был просто предлог, чтобы ходить в дом к этой женщине…
Она повернулась и пошла к выходу. Олхазены двинулись за ней. Фентон оцепенело глядел им вслед. Он слышал, как хлопнула дверь, как они прошли по дорожке палисадника перед домом.
— Это же не настоящие картины, — повторил он беззвучно, одними губами. — Какая-то мазня…
Он повернул картину к стене и поставил на пол. Потом как-то весь подобрался и сказал инспектору:
— Думаю, теперь мы можем идти.
Они сели в полицейскую машину. Фентон оказался между инспектором и детективом. Машина выехала с Болтинг-стрит, миновала еще две улицы и оказалась у набережной. Зеленый глаз светофора потух, зажегся красный, и Фентон пробормотал:
— Она мне не верит… И никогда не поверит.
Потом, когда светофор снова мигнул, и машина тронулась, он крикнул:
— Ну, хорошо! Я признаюсь во всем! Разумеется, я был ее любовником, и ребенок от меня. Уходя из дома, я открыл газ. Это я убил ее! И свою жену тоже хотел убить, как только мы приедем в Шотландию. Признаюсь, я сделал это… сделал это… сделал.
СОДЕРЖАНИЕ
СРЕДИ ОЧАРОВАТЕЛЬНЫХ ПРЕСТУПНИЦ (А. Гагарин)
3
Т. Уэллс
МОЛОДЫЕ ЖЕНЩИНЫ УМИРАЮТ РАНО, ЕСЛИ НЕ НАЧИНАЮТ СТАРЕТЬ 5
